Музыка играла так громко, что дрожали стекла в окнах. Александр сидел в кресле в позе, в которой его представляли некоторые поклонники и критики – с бокалом дорогого красного вина. "Я как Майк из Сладкой N", подумал он, "Только не ром пью, а вино. А гости действительно такие же: "Там все сидели за накрытым столом,/ Там пили портвейн, там играли в кости/ И называли друг друга говном…" ну и дальше по тексту. Чего он меня сюда притащил?". Васильев посмотрел на своего приятеля, который оживлённо разговаривал с тремя дамами. "Эх, сидел бы сейчас дома, слушал классику какую-нибудь, а не эту попсу…"
Музыка немного стихла, а потом и совсем прекратилась. Люди продолжали разговаривать. Пауза затягивалась, вокруг музыкального центра кучковались люди, пытались возобновить какофонию. Становилось скучно.
- Александр, вы не споёте нам песню? – перед Васильевым стоял человек с рюмкой в одной руке и гитарой в другой. Его слегка покачивало.
- Нет, извините, у меня вчера концерт был, я устал.
- Дамы просят! – нарочито громко, чтобы все услышали, сказал человек.
- О чём? – оживилась одна из собеседниц приятеля Васильева.
- Да вот, Александр – музыкант, а песню спеть нам не хочет.
- Александр, ну спойте, пожалуйста! Спойте, спойте! – послышалось со всех сторон.
Мысленно послав всех к черту, Саша взял гитару, провёл рукой по струнам. Она оказалось настроена, да и сама по себе была неплохая.
И он запел.
Песня лилась легко, свободно, притягивая всеобщее внимание. Постепенно шум разговоров стих, люди подходили ближе, чтобы стать частью этой красоты. Время стало замедлять свой ход, движения становились плавными, как в замедленном кино. Наконец, всё замерло, чтобы не мешать этим прекрасным звукам.
Все глаза были устремлены на Александра. Он пел, и музыка растекалась во все стороны, заполняя собой всё, что было вокруг. Зрители чувствовали, как трескалось то, что они считали душой – на самом деле это была оболочка, за которую они прятались, сами не зная от кого. Становилось легко, как когда говоришь правду, когда незачем лгать, потому что всегда лжёшь только себе.
Люди вспоминали то, что они так старательно пытались забыть всю свою жизнь – что они могут и должны любить, что кроме работы, бесконечной гонки за чужими идеалами, есть что-то неподвластное банковским счетам, элитным квартирам, положению в обществе…
Песня закончилась. Общее оцепенение пропало, все завозились, словно стряхивая дремоту, раздались аплодисменты. Лица, печальные и серьёзные минуту назад, посветлели, появились улыбки. Несколько человек подошли к Васильеву и стали его благодарить. Завязалась беседа, теперь он был не один, уходить расхотелось. Опять заиграла музыка, веселье возобновилось.
Через два часа, когда всё закончилось и все стали расходиться, Саша подумал, а вспомнит ли кто-нибудь на следующий день то, что с ними произошло во время исполнения песни? А если и вспомнит, то не захочет ли снова забыть?
Музыка
Тени
Комментарий
"Романс" Сплин
Музыка играла так громко, что дрожали стекла в окнах. Александр сидел в кресле в позе, в которой его представляли некоторые поклонники и критики – с бокалом дорогого красного вина. "Я как Майк из Сладкой N", подумал он, "Только не ром пью, а вино. А гости действительно такие же: "Там все сидели за накрытым столом,/ Там пили портвейн, там играли в кости/ И называли друг друга говном…" ну и дальше по тексту. Чего он меня сюда притащил?". Васильев посмотрел на своего приятеля, который оживлённо разговаривал с тремя дамами. "Эх, сидел бы сейчас дома, слушал классику какую-нибудь, а не эту попсу…"Музыка немного стихла, а потом и совсем прекратилась. Люди продолжали разговаривать. Пауза затягивалась, вокруг музыкального центра кучковались люди, пытались возобновить какофонию. Становилось скучно.
- Александр, вы не споёте нам песню? – перед Васильевым стоял человек с рюмкой в одной руке и гитарой в другой. Его слегка покачивало.
- Нет, извините, у меня вчера концерт был, я устал.
- Дамы просят! – нарочито громко, чтобы все услышали, сказал человек.
- О чём? – оживилась одна из собеседниц приятеля Васильева.
- Да вот, Александр – музыкант, а песню спеть нам не хочет.
- Александр, ну спойте, пожалуйста! Спойте, спойте! – послышалось со всех сторон.
Мысленно послав всех к черту, Саша взял гитару, провёл рукой по струнам. Она оказалось настроена, да и сама по себе была неплохая.
И он запел.
Песня лилась легко, свободно, притягивая всеобщее внимание. Постепенно шум разговоров стих, люди подходили ближе, чтобы стать частью этой красоты. Время стало замедлять свой ход, движения становились плавными, как в замедленном кино. Наконец, всё замерло, чтобы не мешать этим прекрасным звукам.
Все глаза были устремлены на Александра. Он пел, и музыка растекалась во все стороны, заполняя собой всё, что было вокруг. Зрители чувствовали, как трескалось то, что они считали душой – на самом деле это была оболочка, за которую они прятались, сами не зная от кого. Становилось легко, как когда говоришь правду, когда незачем лгать, потому что всегда лжёшь только себе.
Люди вспоминали то, что они так старательно пытались забыть всю свою жизнь – что они могут и должны любить, что кроме работы, бесконечной гонки за чужими идеалами, есть что-то неподвластное банковским счетам, элитным квартирам, положению в обществе…
Песня закончилась. Общее оцепенение пропало, все завозились, словно стряхивая дремоту, раздались аплодисменты. Лица, печальные и серьёзные минуту назад, посветлели, появились улыбки. Несколько человек подошли к Васильеву и стали его благодарить. Завязалась беседа, теперь он был не один, уходить расхотелось. Опять заиграла музыка, веселье возобновилось.
Через два часа, когда всё закончилось и все стали расходиться, Саша подумал, а вспомнит ли кто-нибудь на следующий день то, что с ними произошло во время исполнения песни? А если и вспомнит, то не захочет ли снова забыть?